Улучив момент, Алексей подошел к Гротасу и спросил прямо:

– Сколько времени я могу посвятить себе?

Филимон поджал губы:

– В лучшем случае – пару-тройку недель. Сам понимаешь, промедление смерти подобно.

Ну еще бы! Протопроедр понимал это лучше, чем кто-либо другой, включая самого советника.

– Значит, пара недель… Хорошо. Могу я посвятить их своим личным делам?

– Ну конечно! Ты вполне заслужил это. – Филимон Гротас хрипловато рассмеялся. – Займись, наконец, домом, красавицей женой… Эх, завидую тебе, Алексий, честно сказать – завидую. Молодости твоей и вместе с тем опыту… У тебя так много еще впереди! Так много всего… м-м-м…

– Гнусного, – смеясь, подсказал Алексей. – Ибо что еще может быть в нашей работе?

– Ну, не всегда и гнусного… а вот интересного – почти всегда! Мне, к примеру, без службы было бы совсем скучно жить… да и незачем. Разве что для дочерей – так они все замужем.

– Значит – для внуков.

– Для них и служу. Как и ты – для детей. И для всех жителей.

Протопроедр молча кивнул – вот именно, для всех – что тут еще скажешь?

А вообще-то следовало спешить. Две недели – это не так уж и много. Правда – не так уж и мало.

– Хочу спросить, господин советник.

– Спрашивай. И давай без церемоний, не на приеме.

– У нас есть кто-нибудь в Галате?

– В Галате? – Филимон удивленно приподнял левую бровь. – Ну найдем кого-нибудь. А зачем тебе Галата? Там осторожнее надо – не наша земля, не наше право. Генуя! Не стоит осложнять отношения.

– Я не осложню.

– Надеюсь. Так зачем тебе наш человек? Впрочем, не хочешь – не отвечай.

– Найти кой-кого… По сугубо личному делу.

Буквально на следующий день Алексей переправился через бухту Золотой Рог и, велев перевозчику ждать, направился к Галатской башне, около которой, в одной из многочисленных таверн его и должен был ожидать человек Гротаса. День выдался неплохой, солнечный и почти что безветренный. Бирюзовые волны, лениво разбиваясь о черные камни, истекали белой шипящей пеной. Вечнозеленые магнолии и величественные кипарисы всем своим видом напоминали о лете, а напротив башни, в клумбах, даже цвели какие-то цветы, очень красивые – карминно-красные, солнечно-оранжевые, лиловые. Подойдя ближе, протопроедр невольно залюбовался ими, даже наклонился понюхать… вот те, лиловые… И ждал!

– Необычный цвет, неправда ли? – негромко спросили за спиной.

– Да, но такие во множестве цветут весною в горах, – оглянувшись, немедленно отозвался Алексей…. И замер, узнав спрашивающего.

Это был Селим! Башибузук Селим, турок или кто там еще, интимный друг – даже можно сказать, жених рыжеволосой хохотушки Аннушки, спасенной от сабли янычара. Селим… башибузук… Так это ж он там, в том мире – башибузук, в Стамбуле, а здесь вот, оказывается, он – доверенное лицо самого господина советника!

Селим… Интересно, а с Аннушкой они как?

– Мне сказали – вы хотите кое-кого разыскать?

– Да. – Протопроедр быстро справился с внезапно охватившим его волнением. – Одну старуху, колдунью… Гаркатида – так ее называют.

– Гаркатида? – на этот раз вздрогнул Селим. – Колдунья? Здесь, у нас, в Галате?

Алексей усмехнулся:

– Что, нет ни одной? Святейшая инквизиция добралась и сюда?

– Да нет… То есть есть. – Человек советника, похоже, совсем смутился. – Есть одна старушка…

– Ну, смелее, смелее, худа ей от меня не будет. Кстати, как ваше имя, незнакомец?

– Меня зовут Селимио, мессир. Селимио Дженовезе.

О как! Селимио! Селимио Дженовезе – генуэзец Селим! Но ведь вылитый башибузук, вылитый! Чудны дела твои, Господи… впрочем, какая разница? Человек наверняка верный – старый волчище Гротас людей подбирал тщательно и кому попало не доверял.

– Что ж, синьор Селимио, ведите же меня туда… сами знаете куда!

Селим кивнул:

– Идемте, мессир.

Миновав площадь, они прошли кривой и темной улочкой, потом повернули налево, к морю, спустились с холма по крутой каменной лестнице, выйдя на узенькую тропу, тянувшуюся мимо виноградника и оливковой рощицы. Там, за оливами, виднелась хижина, рядом с которой, на лугу, паслись козы.

– Вы подождите немного здесь, мессир, – останавливаясь, обернулся проводник. – Я схожу, взгляну – дома ли бабка.

– Гаркатида, вы имеете в виду?

– Д-да… она самая.

Чувствовалось, не очень-то и хотелось Селиму – Селимио – вести протопроедра к колдунье, да вот не смел ослушаться приказа сверху. Не хотел, но делал, видать, этот парень отличался исполнительностью и держал слово – старик Филимон умел выбирать людей.

В ожидании проводника, Алексей любовался окружающим пейзажем, который того заслуживал. Отсюда, со склона холма, открывался изумительный вид на залитую солнечным светом бухту, на серовато-белые зубчатые стены и башни, на белеющие портики императорского дворца и красные черепичные крыши венецианского квартала. Ну и конечно же на Святую Софию, на ипподром, на церковь Святой Ирины и – сразу за нею – храм Сергия и Вакха.

Волны залива казались радужными – бирюзовыми, изумрудными, палевыми, сверкающе-золотыми. Небо было высоким, чистым, безоблачным, пронзенным темно-зелеными стрелами кипарисов. Внизу, на зеленых склонах холма, среди олив паслись овцы.

– Идемте, мессир, – выйдя из хижины, громко позвал проводник. – Вас ждут.

Вот и славно! Довольно потерев руки, протопроедр быстро зашагал по тропе.

Плетеная изгородь, чистенькие, беленые стены, черепица, беседка, увитая виноградной лозой, даже небольшой пруд с гусями и утками – этакая пастораль. Красиво!

И девушка вышла навстречу красивая – ничуть не похожая на старуху-колдунью юная рыжеволосая нимфа. Аннушка.

По тому, как она поглядела на Селимио, опытный в подобных делах Алексей сразу смекнул, что и здесь не обошлось без взаимного чувства. Там – Селим, тут – Селимио… Аттрактор, однако – если брать теорию нелинейных систем!

– Меня зовут Анна, – девушка поклонилась. – Се… мне сказали, вы ищете бабушку Гаркатиду?

– А что, она живет не здесь?

– Нет. Но тут, рядом. Я провожу…

– Хорошо, – галантно кивнул протопроедр и усмехнулся: провожатых, однако, все прибавлялось: сначала – Селимио, теперь вот – Аннушка.

Алексей улыбнулся как можно шире:

– Ну, веди же меня, прекрасная незнакомка!

– Ой, – девушка неожиданно смутилась и внимательно посмотрела на гостя. – А я вас, кажется, знаю. У меня очень хорошая память на лица. Очень-очень хорошая.

– Вот как? – протопроедр не знал, что и думать.

– В прошлом году вы покупали у меня латук, господин. Помните?

– М-м-м… – молодой человек пожал плечами. – Смутно.

– А я вот помню… Ну, идемте. Только помните, бабушка Гаратида не очень-то любит чужих.

Обогнув оливковую рощицу, они подошли к большому дубу, этакому патриарху, росшему в окружении молодых дубков. Около дуба, на старом пне сидела крючконосая смуглая бабка в коричневом шерстяном переднике и белой тунике до самых пят.

– Здравствуй, бабушка! – еще издали закричала Анна. – Тут к тебе…

– Знаю. – Повернувшись, старуха махнула рукой. – Я все знаю… – И посмотрела на Алексея: – Знаю, зачем пришел. Ты иди, иди, Аннушка, мы тут потолкуем.

– И что? – протопроедр усмехнулся. – Ты можешь открыть?

– Мануил? – старуха вскинула голову. – Хочешь влиять на Луку Нотару?

– Хочу восстановить справедливость.

– Там мальчик жив… пусть опозорен, но жив. А здесь – умер.

– И что, нельзя поменять?

– Можно, – старуха вдруг улыбнулась. – Почему же нельзя? Нельзя живым… Оттуда и отсюда – кто-то должен умереть. Нельзя живым вместе. Разным живым. Разным, но одним.

Несмотря на несколько запутанную речь, Алексей прекрасно понял колдунью. Впрочем, он давно уже это знал. Нельзя долго жить в одном мире двум одинаковым людям, фактически – одному, одной и той же личности. Кто-то должен уйти, умереть. Такой вот аттрактор.

Черт побери! Похоже, это знал и Родинка, ничтоже сумняшеся убивший себя самого… то есть себя этого… здешнего… Зачем? Значит, зачем-то нужно было.