– Поклянусь чем угодно! – истово дернулся лиходей. – Христом-Богом. Богородицей-Девою… Да вы мне к чему? За Косого Карпа мстить? Так я, наоборот, тому и рад, что нашел сей упырь наконец свою смертушку, котлы адские!
– Тебя как звать-то? – почесав за ухом, перебил пленника Лешка.
– Евстафием кличут.
– Вот что, Евстафий… Мы тебя сейчас отпустим. Но не просто так… Вызнаешь мне кое-что об одном человечке…
Алексей лихорадочно думал – о ком? Кого бы такого назвать, чтоб не очень и был нужен, ведь этому лиходею Евстафию верить – себе дороже. Кого бы… Просто так, чтоб проверить… Гм-гм… За бабкой Виринеей Паскудницей, что ли, пусть последит? Нет, за бабкой – слишком уж стремно. О! Тот чернявый парень, что приставал к Мелезии. Как его… Креонт! Да-да, именно так его и зовут. Как героя из драмы великого Еврипида.
– Креонт? Актер из труппы? – Евстафий серьезно кивнул. – Запомнил. Найду. Выясню… Слушайте, а вы меня и в самом деле отпустите?!
Лешка махнул рукой:
– Развяжите его, парни. Ну? Кому сказал?
– А он на нас не бросится? – опасливо поежился Зевка.
– Не бросится, – успокоил его Алексей. – Кстати у меня к тебе, Зевгарий, много вопросов есть. Сегодня и побеседуем.
– Клянусь! – Растерев затекшие руки, Евстафий опустился на колени перед висевшей в углу иконой. – Клянусь не таить на вас зла. Поручение – выполню.
Разбойник медленно поднялся на ноги:
– Так я что – пойду?
– Иди, иди, парень! Встретимся через неделю на паперти у церкви Апостолов. Сразу после обедни.
Лиходей вышел, до сих пор, похоже, и не очень-то веря, что так легко отделался.
– А я б его лучше убил, – посмотрев ему вслед, тихо промолвил Епифан.
– Злой ты, Епифане, безжалостный! – укорил парнишку Алексей.
И, посмотрев на Зевку, указал:
– А ну-ка, замой кровь, скоро гости придут.
– Какие еще гости? – Зевка удивленно хлопнул глазами.
– Одна хорошая девушка, – подмигнув Епифану, засмеялся старший тавуллярий. – И между прочим, замечательная актриса.
– О! – Прислушавшись, Епифан поднял вверх указательный палец. – Похоже, идет уже!
За дверью и в самом деле послышались шаги. И чьи-то грубые голоса.
Настойчивый громкий стук.
– Не заперто!
Дверь распахнулась – и в комнату, весело ухмыляясь, вошел… старшина артельщиков Прохор, в компании с несколькими плотниками, каждый из которых держал в руках объемистый кувшин.
– Хозяйка сказала – ты нас срочно в гости звал!
– Звал?! – Лешка посмотрел на Епифана и хмыкнул. – Ах, да-да, звал, заходите.
– Зашли уж. Слушай, у тебя закусить чем найдется?
– Ничего себе, актриса! – с тряпкой в руках обалдело протянул…
Глава 8
Зима 1449 г. Константинополь
Оба еще безбороды;
не стрижены длинные кудри…
…Зевка.
Этого парня Алексей собирался использовать – ну, раз уж он объявился, так куда же его девать? Конечно, пускай поработает. Тем более – должен! Это ж он помогал Косому Карпу!
– Да я им и попался-то, можно сказать, случайно, – шмыгая носом, оправдывался Зевка. – Не у того кошель срезал – он Карпу пожаловался. Тот людей послал… И надо ж такому случиться – я как раз тебя увидал на паперти у церкви Апостолов.
– Так ты что – уже в этом районе промышлял?
– Так уж вышло. Понимаешь, меня с площади Тавра вынудили убраться… да и вообще – со всех старых мест. Бывшие дружки, чтоб им пусто было… Ну, вот, увидал – думаю, ты или не ты! Пошел, хотел подойти уж было – а тут и Карп нарисовался. Спросил – знаешь, мол, его – тебя то есть. Ну а дальше сам понимаешь.
– Ясно. Что про меня в городе говорят?
– Болтают разное. Мол, старший тавуллярий Алексий Пафлагон – был в тюрьме под следствием за всякие злоупотребления, да сбежал – значит, мол, и впрямь виноват.
– Вот так, значит? А ребят моих видел? Иоанна, Панкрата, Никона… Близнецов – Луку с Леонтием? Впрочем, Никон давно не у нас в ведомстве… Ну? Видал кого-нибудь?
– Видал Злотоса.
– Тьфу-ты, господи! Век бы про этого гада не слышал! Что, все так в начальстве и ходит?
– Вроде да. Я так его видал, мельком, сам знаешь – ведь только на тебя работаю…
– Вот и поработай, – усмехнулся Лешка. – Не беспокойся – занятие я тебе придумаю.
Алексей послал парня сразу в два места – на ферму Тавра, к «душе-человеку», аристократу Харитону Гаридису, и, так сказать, к совсем уж противоположного свойства вельможе – Эрасту Никомедису, управителю дворцовых конюшен, затворнику и нелюдиму. Сам же, наконец, тоже занялся своим главным делом – подкрасив с любезной помощью Мелезии волосы и бородку, прикупил на оставшиеся деньги яркий, густо расшитый золотом плащ – ужасно безвкусный, да зато хорошо видно, что не из дешевых.
И вот в таком виде отправился к церкви Иоанна Студита, где на Каштановой улице располагался бестолково выстроенный дворец эпирского нувориша Агафона Карабиса.
Погода выдалась мерзкой – шел холодный дождь, гнусный и моросящий – так, что Алексей, пока добрался до нужного места, промок до нитки, и вынужден был зайти согреться стаканчиком-другим горячего вина в одну из расположенных поблизости харчевен. Собственно, в подобное место старший тавуллярий и изначально собирался зайти, даже если бы в небе ярко сверкало солнце. А где еще пособирать самые последние сплетни?
Естественно, жившего на широкую ногу нувориша в ближайшей округе знали все. Кто-то ему завидовал, кто-то относился с презрением, для большинства же Агафон Карабис служил мишенью для шуток и анекдотов, коих Лешка в таверне наслушался предостаточно, едва только завел разговор об эпирце.
Даже хозяин харчевни – седовласый хитрый старик – и тот не остался в стороне от сей, видать, еще не успевшей набить оскомину, темы:
– Говорят, Агафон недавно прикупил лошадь о шести ногах – чтоб богаче!
– А еще выписал из Ливии слона! Со дня на день ждут.
– Зачем ему слон-то понадобился?
– Говорят, будет его запрягать в повозку – чтоб все уступали дорогу.
– Да, вот уже по-богатому – слон в повозке!
– А еще Агафон вчера свою старую любовницу выгнал. Говорит – надоела.
– Это какую любовницу? Аскинию, что ли? Или Вассу?
– Эка, хватили! Аскинию с Вассой Агафон давно уж выгнал, еще по осени. Анфиску прогнал, супружницу, надоела, видать. И не вчера, а сегодня утром – я ее у ворот видел, идет, дурища крашеная, рыдает.
– Топиться пошла, наверное.
– А что ж патриарх-то на этот разврат смотрит?
– Так Агафон все тайно делает. Одни только слухи и ходят.
– А патриарх уж его обещал проклясть… Так после того в храме Святой Ирины сразу купол золотом засиял!
– Что и говорить, золота у Агафошки много. Откуда только берет?
– Да ясно откуда – ворует!
– Строит из себя, а сам – дубинища стоеросовая, деревенщиной как был, так и остался, только что денег у него куры не клюют.
– А правду говорят, что Агафон пруд серебром наполнил и каждый день туда ныряет, купается?
– Врут! Больно ведь в серебро-то нырять, зашибиться можно!
– У Агафона башка чугунная!
– А Анфиска-то, между прочим, точно топиться пошла… Уж лучше бы в монастырь, дура!
– Так у нее ж и дите осталось.
– Какое дите – двое!
– Да не от нее те дети-то, от старой, покойной, жены.
– Видать, свел ее в могилу, ирод.
– Говорят, Агафон-то Анфиску хочет прогнать, да другую жену взять – Глафирку с улицы Медников.
– Это молодую-то? Старика Митридата племянницу, сироту?
– То-то что сироту, родители, небось в гробах переворачиваются от такой дочки!
Лешка внимательно слушал, стараясь выбрать из всей информации то, чем можно будет воспользоваться. И, кажется, вскоре выбрал! Даже переспросил:
– Значит, двое детей у Агафона?
– Двое, двое.